Боюсь что-нибудь писать, а то снова скажут, что я неадекватен, лучше посижу тихо в углу на раковине, поем радугу (с)
05.08.2016 в 00:15
Пишет fandom Detskaya Klassika 2016:fandom Detskaya Klassika 2016. Миди G - PG-13. Пост 1URL записи
Название: Скажи, Петров?
Канон: Владимир Алеников, «Приключения Петрова и Васечкина», «Каникулы Петрова и Васечкина»
Автор: fandom Detskaya Klassika 2016
Бета: АД
Размер: миди, 4145 слов
Персонажи: Петров|Маша, Васечкин, Странный Дворник, товарищ Сухов и др
Категория: джен, юст
Жанр: юмор, драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: «Давно собирался тебе я признаться. И вот этот час наступил» (с))
Примечание: по заявке "Хочу джен про выросших Петрова и Васечкина"
Для голосования: #. fandom Detskaya Klassika 2016 — «Скажи, Петров?»* * *
— Послушай, Петров! А ты сходи к ней еще раз!
— Ну и зачем я снова к ней пойду? — грустно спросил Петров.
Васечкин на секунду замолчал, а потом нашелся с ответом:
— А ты не думай зачем. Просто заходишь к ней домой и говоришь: «Дорогая Маша, люби меня, как я тебя, и будем…» Ну, как обычно, в общем.
Васечкин встал с дивана и зашагал по комнате, изображая то смущенного Петрова, то неприступную и все такую же прекрасную Машу Старцеву.
— Ты ей, значит, такой: «Дорогая Маша! Люби меня…» Ну, как обычно… А она такая: «Ах!» А ты ей, значит: «Так точно!» А она тогда: «Ох!» А ты ей: «Служу Советскому Союзу». И под козырек! Разворачиваешься, уходишь! А больше — ни слова! Все! Она тебе потом письма писать будет. Каждый день! По два раза! «Здравствуй, рядовой Петров! Как тебе служится, с кем тебе дружится? С комсомольским приветом, вся твоя…»
— Она мне и так писать обещала, — пожал плечами Петров. — Три раза уже. Если я снова к ней пойду… Петька, ну не могу я так, честное слово. Как я ей признаваться-то буду? Это у тебя одни шуточки, а у меня ноги ватные и язык не шевелится! Чего я ей скажу?
— А ты не говори. Ты ей под балконом напиши! А когда напишешь, в окно крикни. Она выглядывает, а там сердце и буквы разные. «Маша плюс Петя!» Тьфу! «Маша плюс Вася» то есть…
Васечкин перестал скакать по комнате и повернулся к окну:
— Да не важно, все равно уже темно. Она и не увидит ничего сейчас! Вот придумали бы краску, которая в темноте светится, мы бы тогда, Петров, с тобой бы сразу… А так придется до утра терпеть.
— Это факт. — Петров все еще сидел за письменным столом, подперев щеку ладонью. — Слушай, а может, я ей просто так письмо напишу? А ты отдашь?
— Отдам, железно! — поклялся Васечкин и снова зашагал по комнате.
Он шагал от двери, на которой до сих пор висели игрушечные стрелы и лук, до дивана. Над ним висели их с Петровым школьные фотографии. С первого класса по десятый. И еще тут были всякие рисунки. Самый свежий — сегодняшний. «Дорогому студенту Пете Васечкину от лучшего друга рядового Васи Петрова».
— Или нет, Васечкин… Лучше не так. Я ей из части уже напишу. Вот как приеду — так сразу. Договорились? Так ведь лучше будет, правильно? — неуверенно спросил Петров.
— Конечно, лучше, — вздохнул Васечкин. — Ты теперь защитник родины, она тебя уважать должна. Тебе вообще, Петров, повезло!
— Это мне-то? — возмутился Петров. — Двух баллов не хватило!
— Все равно повезло! В армию пойдешь, человеком станешь! Настоящим. Вернешься на дембель, Старцева как увидит тебя — так сразу… А я пока ее для тебя беречь буду, как договорились! Лады?
— Можно подумать, я бы ее для тебя не берег, — тихо сказал Петров. — Ну, если бы я поступил, а ты — наоборот…
Васечкин смутился:
— А я чего? Я ничего. Думаешь, я хотел? Это все дедушка. Ты, говорит, Петька, моя последняя надежда. Если бы не ты, говорит… И вздыхает…
Петров тоже вздохнул, вспомнив героического деда.
— Петров, ну ты это, не переживай. Может, у меня и не получится ничего. Ну, ты сам подумай, какой из меня милиционер? Да из меня милиционер, как из тебя балерина! Я так дедушке и сказал, честное комсомольское!
— А он чего? — равнодушным голосом поинтересовался Петров.
— «Картина маслом», говорит… За что мне, говорит, на старости лет такое вот спасибо? Потом еще бабушка вмешалась, родители… Ну сам все знаешь. — Васечкин вздохнул. Посмотрел на грустного Петрова и сразу же оживился: — Так что, это… А вообще я считаю, что это нам всем повезло! Я, когда в милицию пойду, Машу, знаешь, как беречь буду? Как у гениального Шекспира! Как сорок тысяч братьев!
Петров кивнул и снова подпер щеки руками.
— Петя! — В дверь постучала бабушка Васечкина. — Сейчас по Московской программе ваших «Знатоков» показывать будут. Пойдете смотреть?
Петров и Васечкин не откликнулись. Бабушка забеспокоилась:
— Вы что, поссорились? Петя! Вы же этот детектив всю неделю ждали! Кто его смотреть за вас будет, Пушкин?
— А хоть бы и Лев Толстой! — отмахнулся Васечкин. — Ладно, Петров, пошли, а то сейчас кино начнется. Как говорят, утро вечера мудренее. То есть вечер — вечера.
* * *
Через пару часов Петров отправился к себе домой. Но ноги решительно понесли его совсем в другую сторону — под балкон Маши Старцевой.
Петров долго топтался на знакомом месте. Он то с нежностью разглядывал балкон, то с ужасом — дверь подъезда.
— Вот ходит и ходит сюда каждый день, как на работу. А чего ходит, и сам не знает, — заскрипел за спиной Петрова старушечий голос. Он был противный и какой-то удивительно знакомый.
Петров резко обернулся. Никакой старухи поблизости не было. Зато на детской площадке посреди песочницы стоял Странный Дворник. Он ожесточенно размахивал метлой. Песчинки летели во все стороны.
Петров подошел поближе:
— О, дедушка! Сколько лет, сколько зим! Здравствуйте!
— Ну, здравствуй, Вася Петров! — отозвался дворник, поправляя пенсне. — Какой ты теперь солидный стал. Школу-то небось уже закончил?
— Закончил, — вздохнул Петров.
— И в институт не поступил: двух баллов не хватило? — Дворник стал махать метлой медленно и печально.
— Не хватило, — кивнул Петров. — А вы откуда знаете? Списки абитуриентов смотрели, да?
Вместо ответа Странный Дворник вытащил из кармана своего допотопного фартука рогатку. Это была знаменитая рогатка Васечкина. С ее помощью они однажды защищали гарем товарища Сухова в «Белом солнце пустыни». Именно из нее Петров стрелял в коварных бандитов. Без промаха!
А потом рогатка куда-то делась. Наверное, потому, что они с Васечкиным выросли.
— Два балла, говоришь, не хватило? — Странный Дворник вынул из кармана что-то непонятное.
Он зарядил этой штукой рогатку и прицелился. В сторону балкона Маши Старцевой!
— Дедушка, вы что! — растерялся Петров. — Вы с ума сошли! Это же хулиганство! Вас же в милицию заберут! Вы…
— Как хорошо быть хулиганом! — пропел дворник звонким мальчишеским голосом. — Признаться, даже не ожидал!
Резинка рогатки щелкнула. В воздухе закружились белоснежные голуби, в небе загорелись новые звезды. А на Машином балконе в пустых ящиках для цветов выросли розы. Наверное, алые и белые. В сумерках Петров их не очень хорошо разглядел.
— Дедушка, вы фокусник, да? — с надеждой протянул Петров. — Вы как в цирке?
Вместо ответа Странный Дворник убрал рогатку в карман и вновь заработал метлой. Пара голубей уселась ему на шляпу, остальные — разлетелись кто куда.
— Кыш, — на всякий случай сказал Петров и снова посмотрел на Машин балкон. А потом на Странного Дворника.
— Дедушка, а вы можете… Еще одно желание исполнить, а?
— Я, Вася Петров, много чего могу. А ты — тем более.
На миг Петрову показалось, что из песочницы торчит голова Саида, которого коварный Джавдет закопал почему-то возле дома Маши Старцевой.
«Все ясно, я сплю! — как можно спокойнее подумал Петров. — Или это опять иллюзии, как в тот раз. „Очевидное-невероятное”, сверхъестественное и все такое».
— «В мире животных»! «Международная панорама»! «Что, где, когда?»! — отозвался дворник, снова взмахнув метлой. — Ты еще скажи «Следствие ведут знатоки»…
— А чего, надо так сказать? — Петров озадаченно почесал в затылке.
— А то ты сам не знаешь, чего надо сказать? Кому и где, — буркнул Странный Дворник, вылезая из песочницы.
Петров пожал плечами и поплелся вслед за ним.
Дворник прислонил метлу к детской металлической горке, съехал с нее, а потом уселся на малышовую качалку. Подмигнул Петрову. Тот подпрыгнул и вскарабкался на противоположное сиденье.
Недавно прошел дождь, и качели оказались мокрыми. Во сне такого обычно не бывало.
«Значит, не сплю. Значит, опять сказка! Васечкину расскажу — не поверит! — с восхищением подумал Петров. — Или поверит?»
Он машинально оттолкнулся от земли. Качели завизжали. Звезды стали немножко ближе.
— Эх, Маша, — шепотом сказал Петров.
Белые голуби сидели на плечах Странного Дворника и топорщили крылья. С Машиного балкона все сильнее пахло розами. В проводах гудел ветер.
Петров только сейчас понял, что время не такое уж и позднее, но во дворе больше почему-то никого нет. Ни доминошников, ни любопытных соседок, ни старушек на скамейках.
Только вдалеке звучала негромкая музыка — незнакомая, грустная и хорошая. Но это-то Петрова совсем не удивило. Он знал, что в соседнем дворе в помещении ЖЭКа репетирует их школьный ансамбль. То есть бывший школьный. ВИА «Синема». Они как раз разучивали новый репертуар. А еще играли на свадьбах, похоронах и призывных пунктах. Но то, что сейчас звучало, совсем не напоминало «Прощание славянки».
Петров поежился и вздохнул. Белый голубь перелетел к нему на плечо и нетерпеливо клюнул в щеку.
— Ну, давай, молодой человек, желай! Будешь желание-то загадывать или как? — Странный Дворник вынул откуда-то пухлую папку с завязочками. Как для документов. Надпись на папке засияла в темноте. «Личная жизнь Петрова В.В. Хранить вечно». Сбоку Петров разглядел большую круглую печать. «Перед прочтением — съесть!»
Он сразу же сглотнул слюну.
— Хочешь скатерть-самобранку? — вкрадчиво поинтересовался дворник. — В армии — незаменимая вещь. Весьма рекомендую, Василий.
Петров покачал головой.
— Тогда, может, сапоги-скороходы? Есть любые размеры, — произнес Странный Дворник голосом интеллигентного спекулянта. — Будешь в них марш-броски мотать. Легко! Как в булочную за хлебом. Не умаешься, не запыхаешься. И фасон опять же уставной…
— Нет, дедушка, — мужественно сказал Петров. — Мне другое надо!
— Наливное яблочко и золотое блюдечко, — понимающе кивнул Странный Дворник.
Не прекращая качаться, он развязал свою папку и теперь перебирал в ней документы. Голуби осторожно придерживали клювами края бумаг, чтобы те не разлетелись. Сколько Петров ни щурился, разобрать, что там написано, он не мог.
— Блюдечко? — Петров пытался вспомнить старинную сказку. — И яблочко? Это чтобы видеть, что в другом месте делается, да? Меня, может, в Мурманск служить отправят, а Маша тут останется… Блюдечко с яблочком! Конечно, хочу! Дедушка, давайте скорее!
— А нету! — Дворник развел руками. Папка с документами соскользнула с его колен и взмыла ввысь — легко, будто была воздушным шариком.
Голуби как по команде взмахнули крыльями и полетели за ней, подозрительно быстро уменьшаясь в размерах.
Петров долго глядел им вслед. По его хмурому лицу скатилась скупая мужская слеза. Ровно одна штука.
— Как это, нет блюдечка? Дедушка, а почему?
— Так дефицит же! — зацокал языком Странный Дворник. Неизвестно, откуда на нем теперь появились бухгалтерские нарукавники и очки в строгой роговой оправе. — Китежградский опытный завод план не выполняет. Сказали, не раньше четвертого квартала следующего года.
— В том четвертом квартале я уже «черпаком» буду, а то и «дедом», — вздохнул Петров. — А раньше никак? Вы же сами все понимаете, дедушка. Как же мне теперь?
— Ну, значит, письма писать ей будешь, — отмахнулся Странный Дворник. — Будешь как товарищ Сухов. «Здравствуйте, мол, разлюбезная Катерина Матвеевна…» То есть, это, Мария… Как ее там по батюшке-то?
— Да вы издеваетесь, что ли? — с досады Петров что есть силы оттолкнулся ногами от земли.
Качели сильно подпрыгнули. И Петров сам не понял, как и почему оказался в воздухе. Выше детской горки. И даже выше неработающих фонарей.
Воздух был на удивление теплый. Здесь пахло морем, осенними листьями и Машиными розами.
Петров несколько раз дернул руками, потом ногами. Оказалось, что он умеет вполне неплохо летать. Ну, куда лучше, чем, например, плавать. И одежда опять же сухая! И сверху все такое интересное. И Машин балкон уже совсем рядом…
— Дедушка! — закричал Петров. — Это чего, я лечу, да? Я теперь что, как птица? Де-душ-ка!
Но никакого Странного Дворника на качелях, конечно же, не было. Исчезли голуби, метла, слегка потускнели звезды. И только розы на Машином балконе пахли все отчетливее и сильнее.
— Я лечу, — выдохнул Петров, поднимаясь все выше. — Я лечу! Все видели, да? Маша, смотри! Я летать умею! Эй, Маша!
Маша не отвечала и не выглядывала. Зато на соседнем балконе возникла пожилая вредная соседка:
— Разлетались тут! Ночь на дворе, а они по облакам бегают! Вот в школу-то сообщу!
— А я ее уже закончил! — засмеялся Петров, растопыривая руки.
Ветер подхватил его и понес над ржавыми крышами, над балконами, на которых сушилось белье. Над островерхими тополями и над огромными каштанами.
Поздние прохожие спешили по своим делам и не обращали на Петрова никакого внимания. Только водитель троллейбуса погрозил кулаком, когда Петров чуть было не запутался в проводах.
Да еще однажды, когда Петров кружил недалеко от родной школы, на одном из балконов появилась вдруг его бывшая классная руководительница Инна Андреевна. Она куталась в большую белую шаль и прижимала к груди том Булгакова. На нем переливались золотистые буквы. «Мастер и Маргарита».
— Доброй ночи, Инна Андреевна! — закричал Петров, присаживаясь на перила ее балкона. — Bonne nuit, как говорят французы.
— Mon deux! — устало выдохнула учительница. — Петров! Quel heur est-il? Ты хоть понимаешь, сколько сейчас времени? Куда только ваши родители смотрят! Вы мне с Васечкиным десять лет мотали нервы! Я думала, я хоть теперь от вас…
— Не беспокойтесь, Инна Андреевна! — утешил ее Петров. — Я послезавтра в армию уйду! Там, сами понимаете, a la guerre comme a la guerre! Буду, так сказать, настоящим советским шевалье! Без страха и упрека!
Инна Андреевна с гордостью посмотрела на бывшего ученика.
— И да поможет господь вашей милости стать удачливейшим из… из… из бойцов Советской Армии! Петров, погоди, я тебя сейчас благословлю как следует, у меня тут бумажкой заложено. Петров, куда же ты? Ну вот, улетел!
— Я еще вернусь! — на прощание крикнул ей Петров. — Вы еще обо мне услышите, Инна Андреевна!
И, взмахнув руками что есть сил, он взлетел еще выше. Попутный ветер подхватил Петрова и подбросил вверх. К самой Луне! Как и мечталось в детстве!
* * *
На Луне пахло сырой известкой и хлоркой. Как в школьном коридоре. Бесконечное черное небо висело над головой Петрова.
Он оглянулся. Вокруг никого не было.
Петров колупнул ботинком поверхность Луны. Она была желтая, пыльная и теплая. Как песок на пляже. Только вот моря поблизости не было — ни загадочного лунного, ни родного Черного. Зато впереди виднелся одинокий холм размером с трансформаторную будку.
Немного подумав, Петров двинулся к нему. Он подпрыгивал, невысоко взлетая в воздух, а потом приземлялся, поднимая тучи мелких лунных песчинок. Они переливались в лучах далекого солнца.
Петрову было весело и немного страшно. Чтобы подбодрить себя, он запел.
Это была странная песня. Без особого текста и даже почти без смысла.
— ДОРОГАЯ МАША, Я ПИШУ ТЕБЕ С ЛУНЫ!
ТЫ ТАМ ВНИЗУ СПИШЬ, А Я ЗДЕСЬ ИДУ!
Похожий на будку холм потихоньку приближался. Желтые песчинки летали вокруг Петрова, словно перепуганные бабочки.
— ТЫ СПИШЬ И НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я НА ЛУНЕ!
ТЫ СПИШЬ И НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я УМЕЮ ЛЕТАТЬ!
А Я, ДОРОГАЯ МАША…
Тут Петров споткнулся и упал, подняв еще одну тучу космической пыли.
Боль в ушибленном локте была вполне настоящей, земной.
— Не сплю, значит, — вздохнул Петров, поднимаясь на ноги.
А потом он решительно подошел к холму, вынул из кармана карандаш и вывел на отвесной стене большими печатными буквами: «МАША».
Подумал немного и добавил: «СТАРЦЕВА».
Сбоку на холме оставалось еще много места. Можно было дорисовать «плюс» и соединить Машу с собой. Хотя бы словами.
Но Петров помотал головой, отчаянно закусил губу и продолжил писать дальше.
Спустя несколько минут текст был закончен. Предпоследние буквы пришлось сделать помельче, а последние убежали на другую сторону холма. Но все равно получилось неплохо.
Закончив работу, Петров отошел в сторону, наклонил голову и стал внимательно изучать надпись. Словно художник свою картину.
«МАША СТАРЦЕВА — САМАЯ КРАСИВАЯ ДЕВУШКА НА ЗЕМЛЕ. И НА ЛУНЕ ТОЖЕ. ПЕТРОВ ОТ ИМЕНИ ПЕТРОВА И ВАСЕЧКИНА».
Наверное, надо еще было поставить число. Но Петров категорически не помнил, какой сегодня день. Может быть, на Луне время текло как-то иначе? Наверняка они проходили по астрономии, а он забыл.
— Ну ладно. Поехали!
Он взмахнул руками, пытаясь взлететь. Но ничего не вышло. Лунная атмосфера не желала отпускать Петрова домой.
— Эй! Люди! Ау! Дедушка! Эй!
Петров снова подпрыгнул на месте. Взлететь не получилось. А приземляясь, он проваливался в лунный песок все глубже.
«Сейчас провалюсь по уши и буду как Саид», — мрачно думал Петров, чувствуя, как песок заползает ему в брюки и ботинки.
— Эй, люди! Помогите! Кто-нибудь!
Черный космос молчал. Равнодушно сияли звезды. На лунном холме темнели крупные и такие бессмысленные буквы.
«Что же делать? — лихорадочно думал Петров. — Надо же как-то себя спасать?»
Он размахивал руками, пытаясь выбраться из коварного песка. Чтобы было легче, Петров изо всех сил мотал головой. А в ней, как назло, не было ни одной идеи. Только остаток недоученного закона Архимеда.
«Тело, впихнутое в воду, выпирает на свободу… Чего оно там выпирает-то? И тут не вода, тут песок вообще-то! Надо было физику учить! Как следует! Тогда бы точно не срезался!»
А вслух получалось:
— Мамочка! Я больше не буду!
И тут из-за горизонта показался товарищ Сухов. Он шел, держа в одной руке винтовку Мосина, а в другой — свой чайник. Вслед за Суховым семенила небольшая фигура, закутанная в черные покрывала. Она несла лопату.
«Гюльчатай это! В парандже!» — обрадовался Петров и дернулся что было сил.
Подлый песок обхватил его еще крепче.
— Товарищ Сухов! Спасайте! SOS! Это я, Саид! То есть, это, Вася Петров я! Гюльчатай! На помощь!
— Ты как здесь оказался? — удивленно спросил Сухов, подходя поближе.
— Летали… — ответил Петров, отплевываясь от песка.
Сухов с возмущением разглядывал надпись на холме.
— Вот оно как. Летали, значит. Бывает. Ладно, товарищ дамочка, давайте-ка мне лопату! Сейчас мы его быстро откопаем.
Но Гюльчатай вдруг замотала головой, прижала лопату к груди и отскочила в сторону.
— Ты, Петров, дурак и хулиган, — строго сказала она. — Тебя в космос отправили, а ты тут лунную породу портишь!
И «Гюльчатай» решительно приподняла паранджу. Блеснула знакомая улыбка, мелькнули длинные ресницы. В холодном космическом воздухе решительно затрепетал капроновый белый бант.
— Ох, Маша! — восхищенно сказал Петров.
— Ну и что бы ты без меня делал? — Маша протянула лопату Сухову, а сама ухватилась за чайник.
Петров подумал, что сейчас Маша даст ему напиться, как в «Белом солнце пустыни». Но вместо этого Маша решительно начала поливать Петрова из чайника.
— Ну что ты тут разлегся? Вставай немедленно! Хулиган! Я сейчас милицию вызову!
«Это же из другого кино!» — растерялся Петров.
Вода в чайнике была теплой и мокрой. Всамделишной.
Петров вздохнул и немедленно проснулся.
Он лежал у себя в комнате на кровати. А рядом стоял большой мохнатый пес и нетерпеливо лизал его то в щеку, то в шею.
«Это еще что такое?» — сонно подумал Петров.
— Рэсси, исчезни! — звонко приказал неизвестно кто.
Собака понимающе вздохнула и пропала.
— Чертовщина какая-то! — зевнул Петров. — Про такое рассказать — и не поверит никто.
Он потянулся и спустил ноги с кровати.
Ушибленный локоть болел. В волосах у Петрова застряли какие-то крошки, похожие на пляжный песок. В полутьме они слабо светились.
«Значит, это не сон? Эх, а буквы с Луны я стереть не успел», — подумал он.
А потом Петров взглянул на будильник и начал срочно собираться.
* * *
Он решительно подошел к дому Васечкина и кинул камушек в знакомое окно. Потом засвистел. Это не помогло.
— Петька! — шепотом завопил Петров, боясь, что перебудит сейчас родителей и соседей. — Петь!
— Ты чего тут вопишь? — раздалось у него за спиной.
— Васечкин, ты откуда?
— Гуляю вот…
— Ты чего, уснуть не мог? — догадался Петров.
— Ну да, — серьезно кивнул Васечкин. — Думал разное… И знаешь, до чего я додумался?
— Ну?
— Мы с тобой к Маше вместе прийти должны. Придем, и я тогда скажу: «Маша, а спорим, Петров тебе сейчас одну вещь важную сказать не сможет?» Она скажет: «Спорим», и ты разобьешь. А потом все ей скажешь! Обязательно! А знаешь почему?
— Почему?
— Потому что ты, Петров, человек азартный. Ты когда споришь, то…
— Да понял я уже, понял, — кивнул Петров. — Слушай, пошли к ней прямо сейчас, а?
— Ты чего, спятил? Какие признания в такую рань?
— А я потом передумаю. А Маша в институт уйдет! И вообще! Бабушка твоя сейчас проснется, завтракать засадит…
— Завтракать — это хорошо, — зевнул Васечкин. — А то я сегодня даже не ужинал.
И тут из окна, разумеется, запахло сырниками. А еще оттуда высунулась бабушка.
— Бежим! — крикнул Васечкин, срываясь с места. Он хлопнул Петрова по спине: — Чур, ты водишь!
— Мы так не договаривались! — заорал Петров и кинулся за ним.
* * *
Пробегая мимо булочной, они чуть не сшибли с ног выходящую оттуда Машу Старцеву. В руках она держала коробку с тортом. Следом за Машей шел их бывший одноклассник очкарик Вова Сидоров и задумчиво жевал батон. При виде Вовы Петров нахмурился, а Васечкин завопил на всю улицу:
— Сидоров! Какая встреча! Ух ты, хлебушек! Горячий! Дай горбушку!
— Петров, привет! Васечкин, здорово! — немного смутился Сидоров. Он протянул Васечкину батон, а потом решительно взял за руку Машу. Она заулыбалась.
— А мы тут с Петровым идем, значит, и думаем, зайти или не зайти, — рассказывал Васечкин, откусывая от батона. — А тут, значит, вы! Здравствуй, Маша!
— Бонжур. Ну, как у вас дела?
— Как говорится, у нас с Петровым все хоккей. Скажи, Петров?
Петров молча смотрел в небо, на пролетающих птиц.
— Осень, — тихо сказал он.
— А ты, Васечкин, почему не на лекциях? Прогуливаешь опять? — очень быстро спросила Маша.
— Прочему прогуливаю? Я, может, ко второй паре сегодня. — Васечкин вернул Сидорову обгрызенный батон и вытащил из кармана свой перочинный ножик. Посмотрел на него так, будто собрался на что-то обменять.
Потом глянул на Сидорова.
— Вовка, слушай, а спорим, что я… что ты… Что Петров летать умеет? Давай мы с тобой отойдем и посмотрим, а он сейчас взлетит…
Сидоров покачал головой:
— Зачем спорить? Что я вас, первый день знаю?
— Ну вы и фантазеры! — снова улыбнулась Маша.
— Послушай… — вдруг запнулся Петров. — Послушай, Маша… Я…
— Сидоров! Ну поспорим, а? На ножик! На три желания! — надрывался Васечкин. — Он сейчас вправду взлетит, это он тебя стесняется! Веришь? А ты, Машка?
Маша и Сидоров сперва пожали плечами, а потом кивнули. Одновременно и очень похоже. И Сидоров наконец сказал:
— А мы с Машей вчера заявление в загс подали.
— Сейчас к родителям идем, отмечать, — добавила Маша и сунула Сидорову коробку с тортом.
Она вынула из кармана платок, сняла с носа Сидорова очки и начала их протирать. Медленно и очень красиво.
— Вы к нам на свадьбу приходите, пожалуйста! — заторопился Вова, близоруко щурясь. — Бабушка пирожков нажарит.
— А еще мы ансамбль пригласили, — кивнула Маша. — Наш, школьный, «Синема». А Виталик Горошко тамадой будет! Мы весь класс позовем.
— И Инну Андреевну тоже! — добавил Сидоров, почти зажмурившись.
Маша надела ему очки, а потом снова посмотрела на бывших одноклассников.
— Так что вы приходите, первого ноября. Я вас… Мы вас будем ждать. Правда, Вова?
Сидоров поправил очки и закивал.
— Придем, обязательно! — громко и очень радостно сказал Петров.
Васечкин хотел что-то возразить, но Петров быстро наступил ему на ногу. Он продолжил:
— Конечно, мы придем! И подарок принесем! Скажи, Васечкин?
— Да, несомненно… — растерянно отозвался Васечкин.
— Ну вот, Васечкин пообещал, значит, мы точно придем. А сейчас извините, ребят. Нам в кино пора. На «Белое солнце пустыни». Вот ты, Сидоров, сколько раз его смотрел?
— Четыре, — растерялся Сидоров.
— А мы — сорок шесть. Это если вместе считать. А если порознь, то в два раза больше будет. — Петров прищурился и посмотрел так, будто целился из рогатки: — Все тебе ясно, Сидоров?
Сидоров помотал головой и решительно спрятал очки в карман рубашки.
— Хочешь, Маша, я тебе свой перочинный ножик подарю? — спросил вдруг Васечкин.
Он шагнул в сторону — плавно и резко. Будто собрался вдруг станцевать что-нибудь. Прямо посреди улицы. Петров шагнул вслед за ним.
Маша растерянно комкала в пальцах платок.
— Она не хочет, — сказал Сидоров и взял Машу за руку. — Нам тоже пора, извините. Все, ребят, первого ноября ждем!
— Будем как штык! — пообещал Васечкин. — Петров, скажи?
— Да, это точно. — И Петров посторонился, пропуская Машу вперед.
— Странные вы сегодня какие-то, — проговорила Маша.
Петров и Васечкин молчали, глядя на прекрасную Машу Старцеву. То есть теперь уже, конечно, Машу Сидорову…
— Au revoir, Васечкин! А тебе Петров — bonne chance! — сказала Маша.
— До свидания, Васечкин! Удачи тебе, Петров! — вежливо перевел Вова Сидоров.
И молодая ячейка советского общества неспешно двинулась прочь.
— Эх, Маша, — вздохнул Васечкин, глядя в счастливые спины двух медалистов.
— Ладно-ладно. — Петров тоже вздохнул, а потом добавил: — Вот из армии вернусь, тогда, Сидоров, мы еще посмотрим… Я, может, тоже тогда буду отличник. Строевой подготовки и этой самой…
Он не договорил. Сворачивая за угол, Маша как бы невзначай обронила свой… Нет, это был всего лишь конфетный фантик.
— Вот, ты видишь, как он на нее уже влияет?! Это же безобразие! — почему-то обрадовался Васечкин и похлопал Петрова по плечу: — Прекращать это надо!
— Кому прекращать, мне? — смутился Петров.
— Ну а кому же еще? Пушкину? Думаешь, он за тебя Сидорова на дуэль вызовет, да? Самому придется! Так держать, Петруччо! Все будет хоккей! Ты, главное, ей жить не давай! Пиши там, пожалостливее… Дни считай до дембеля. В каждом письме! Она точно дрогнет! Я тебе говорю! Уж я-то Машу знаю!
— И я знаю, — вздохнул Петров. — Не надо это все…
И он наконец двинулся с места.
Озадаченный Васечкин поспешил за ним. На ходу он выкрикивал разные идеи — гениальные и не очень.
— Ты, Петров, главное, когда с парашютом прыгать будешь, про кольцо не забудь. А если гранату кидать станешь — то тоже за кольцо дергай, понял? Помнишь, тебя товарищ Сухов тогда учил? Ты ж крепкий парень, Вася! Я же тебя с детского сада знаю! Может, про тебя еще в газете напечатают, в армейской! И медалью наградят! Может, даже…
— Дурак ты, Васечкин…
Петров подошел к углу того дома, за которым скрылись Маша и Вова Сидоровы. Посмотрел на фантик. Поднял его. И почему-то сунул к себе в карман. Так осторожно, будто это была не обертка от ириски, а горный эдельвейс.
— Петров, ну ты чего, обиделся, что ли? — И Васечкин, чуть ли не первый раз в жизни, не нашел подходящих слов. А потом все-таки нашел: — Ну прости меня, ладно?
— Куда ж я денусь-то? — Петров почесал в затылке и улыбнулся: — Петька, слушай, а давай в школу зайдем? Прямо сейчас?
— Попрощаться решил? — снова закивал Васечкин. — Это ты правильно. Знаешь, я где-то читал, что космонавты когда над землей пролетают, то приветы передают. «Пролетаю над родной школой». Чао, бамбино, все дела! Может, ты тоже как космонавт будешь? Ну в десантники там пойдешь? Героическая профессия! И знаешь, ты, когда над нашей школой будешь проплывать, ты…
Васечкин говорил что-то еще. Очень смешное. Как и полагается в грустную минуту.
Но Петров не дослушал. Он снова почесал в затылке и сказал:
— Нет, мы в школу не просто прощаться пойдем, а в живой уголок, ладно? Мы с тобой кроликов из клетки выпустим. Вон интересно, упрыгают они или не упрыгают?
— Заметано! — очень серьезно кивнул Васечкин.
А потом хлопнул Петрова по плечу и завопил так, что голуби шарахнулись в разные стороны:
— Чур, ты вода!
Васечкин сорвался с места. И Петров немедленно бросился его догонять.
Они снова бежали навстречу приключениям.Пост 1 | Пост 2
