Боюсь что-нибудь писать, а то снова скажут, что я неадекватен, лучше посижу тихо в углу на раковине, поем радугу (с)
Пишет Гость:
12.09.2016 в 10:53
Есть отчет от анонимуса. очень эмоциональный. вот прямо настолько, что это считать предупреждением.URL комментария
читать дальшеБыло холодно.
Очень холодно.
Это все, что я помнила, когда вернулась домой.
Салют разлетался по небу, как кристаллы льда. Знаешь, когда конек острым зазубренным носом бьется… а потом непременно падаешь и разбиваешь подбородок. Лежишь с прикушенным языком посреди катка, такой одинокий. А вокруг хоккей, жизнь какая-то.
Я пытаюсь сосредоточиться на фестивале, на который приехала, что называется, «за кайфом», а в голове только ребенок с обидно-металлическим привкусом во рту. Хочется плюнуть, а приходится проглатывать.
Выступали люди. «Элизиум», который я не запомнила. «Рекорд оркестр», который хочется забыть. Впрочем, публика была в восторге.
Настолько холодно, что даже я подергалась под надрывные вопли «Лада Седан! БАКЛАЖАН!». Наверное, стоит в этом исповедаться.
Можно далее не буду описывать? Не потому что я брюзжащая старая вобла, не воспринимающая новые течения, которая только и может, что биться башкой об стол с воплями: «Рок-н-ролл мертв, а я еще нет!». Не хочется.
Наверное, стоит перейти к выступлению хэдлайнера?
Что там у нас по критериям? Трезвый, ходит, танцует, хоп-хэй-ла-ла-лэй. Поет.
Очень тяжело объяснить, чем именно зацепил вокал. Как бы странно не звучало, тем, что это голос Глеба Самойлова.
Именно этот голос просил меня в наушнике забыть ее и бежать; отправленный этим голосом до ада дошел шепот «да», не выдержав искушения. Дело даже не в том, что Глеб чисто пел, а не проговаривал или выкрикивал тексты, скорее всего, это мой личный пунктик. Как поется в старенькой песне одной из моих любимых групп: «И ты забудешь мой последний взгляд, но через сотни лет должна узнать мой голос». Прошли не сотни, тысячи. А я узнала. На «Трансильвании» Вова слишком вошел во вкус, и у меня началась самая настоящая паника, что я больше не услышу... вспомнилось то самое ощущение…1992 год, «Я буду там» и голос тот же до невозможности. Мелькнула мысль, что и я та же…
Довольно лирики, то ли еще будет! По сету.
«Два корабля». Кратко. Для него это было важно. Очень.
«Москва-река». Весело-задорно.
«Романтика» никогда не исполнялась «нормально», всегда «отлично». И теперь тоже.
«Сердце и печень» на разрыв.
«Добрая песня». Очень хорошо взаимодействует со Стасей. Даже ошиблись дуэтом, поулыбались друг другу. Но «расческа» ее утягивала. Возможно, за синтезатором было бы проще.
Про «Трансильванию» говорила.
«Секрет» как у Урганта, только игра качественнее.
«Танцуй». Мне казалось, что он упадет на колени во время партии саксофона. Потом пришла уверенность, что еще и ткнется носом в пол. Отпустил стойку. Хлопал в такт. Теперь я знаю, с каким лицом сгорал стойкий оловянный солдатик.
Эпохальные «Сто вагин» его раскачали.
«Свиньи на Луне». Кривлялся, как только мог. Но было в этом что-то такое… «Я же Глеб Самойлов, я же должен кривляться. Смотрите, какой я смешной. Будто за ниточки кто-то дергает, правда? Еще дергает. Снова и снова…». Повизжал, порадовал публику.
«Дыра». По-настоящему зажегся только Глеб. Музыканты старались. Он, в свою очередь, аж рычал. Финальную фразу произнес страшным голосом. Куда-то в мозг она отправилась. Видимо, дырявая уже у меня башка. Спасибо, осознала.
«Опасность». Немного запутался в тексте. Вместо «я чувствую» спел «я думаю». Это я и так заметила, что думает и пытается от чувств захлестывающих отойти.
«Последнее желание» и «Никто не выжил» в одном настроении. Золотая середина между ярым саркастичным оппозиционером, который, конечно, чуть из носа не лился, и человеком переживающим и сопереживающим, обеспокоенным судьбой страны и нашедшим ее отражение в сердце.
«Ковер-вертолет». Ищите видео. Да ничего не понятно по ним будет… это… чудесно. Он спел с акцентами там, где, по моему мнению, должны быть акценты. Со стойкой не бегал. Отбросил ее вместе с рукой, будто они одно целое, будто микрофон привязан к Глебу, а рука, как трос. Да, в целом танцы были нетипичные. Двигался меньше, чем обычно, но смотрелся здорово. В нужные моменты в нужных позах замирал. Пантомимы и «водоросль» тоже были.
«Опиум». «Агата Кристи». Даже поискала глазами Вадима, который бы поорал про «ни*уя».
"Доброго вечера, ночи, утра и следующего дня, который может стать для вас последним".
Сказал Глеб и ушел со сцены.
Визитки на случай надобности ритуальных услуг не раздавали.
Глеб производил впечатление человека глубоко несчастного и неизлечимо больного одиночеством. Нормальный гражданин естественным образом давится, плюется и старается спрятаться куда-нибудь. Хоккейная Вселенная не пересекается со Вселенной с привкусом металла. Менее нормальные сказали, что «Глеб-космос». Поспорить с ними трудно. Но, как мне кажется, сам он эту болезнь (думаю, врожденную), свою ненужность и неуместность (которые он осознанно усугубляет постоянной иронией), переносит, как в стихотворении Слуцкого. Какая в нем необходимость, когда все хорошо?
«Я - ржавый гвоздь, что идет на гроба.
Я сгожусь судьбине, а не судьбе.
Покуда обильны твои хлеба,
Зачем я тебе?»
Поэтому он и отдает себя без остатка тем, у кого нет урожая. В лучших фольклорных традициях – Царевич кормит Жар-Птицу собственным мясом, чтоб только она взлетела. Может, срыгнет потом… пришьют…а, может, нет. Но какова надежда!!!
Я по жизни человек везучий. И на этот раз мне тоже повезло.
Встретила Глеба и ко. Он мне в глаза посмотрел. Жаль, что я не умею производить впечатление и правильно себя вести, стояла, как курица, вместо того, чтобы взлететь или хотя бы упасть замертво.
«У него глаза такие, что запомнить должен каждый…» и далее по тексту Анны Андреевны Ахматовой.
Глянул, будто попросил его убить. Не приказал, не взмолился. Попросил. Прекрасно понимая, что я не выполню эту просьбу.
За то сумасшествие, которое будет дальше, прости.
Мне захотелось заорать.
«Дохлое мясо». Самое настоящее. И он не бегает чистенький меж трупов, он задавлен трупами. Все еще живой. Я даже не могу сказать, больно ли ему. Мне кажется, нет.
Я упорно схожу с ума. Мне видятся картины, применимые ко взгляду. Гномы ставят Глеба на колени…
Привычка к боли, полное неверие в счастливый финал и схожесть с Мцыри. Стержень. Я видела стержень. А какой стержень может быть у человека, который просит себя убить? Железобетонный. Просьба о смерти дается в качестве альтернативы, что для меня поздновато дошло. ЛУЧШЕ убей. А еще лучше просто руку дай. Скажи что-нибудь. Что видишь скажи. Что чувствуешь.
Нет. Я всего лишь тупая моргающая курица. А он улыбнулся и темные стекла опустил. Надеюсь, они непрозрачные.
Выступление понравилось, было круто.
Глеб проглотил, встал и поехал.
Я сижу с шайбой в зубах.
Холодно.