[shipokryl]

Прочитал Пелевина "Священная книга оборотня". В принципе увлекло, единственно стало уже раздражать эта его вечная замусоленная (хотя и очень интересная) им во всех произведениях тема: "пустота", "нереальность мира", "Беркли рулит" (хотя Беркли безумно уважаю и также считаю одной из основных фигур 18 века, на идее которого базируется вся последующая разрекламированная немецкая философия), и навязывается эта идея с каким-то пафосом что ли, как-то не особо изящно...

Но все же талант не пропьешь, сюжет, язык, читал с увлечением... Прикололи пара моментов:



Михалыч вошел и несколько секунд моргал, привыкая к полутьме. Затем огляделся по сторонам.

— Ты чего это, здесь живешь?

— Ну да.

— Что, в газовом вводе?

— Это не газовый ввод. Там просто табличка на входе, чтобы у людей вопросов не было.

— А что это вообще такое? — спросил он.

— В каком смысле?

— Ну, у каждого места есть свое предназначение. Что это за помещение?

— Я помещений не люблю, — сказала я. — Мне не нравится, когда меня помещают. Это пустое место под трибунами. Сначала тут склад был. Потом все перегородили, за стенкой сделали трансформаторную подстанцию, а про эту часть забыли. Ну, не просто так забыли. Пришлось, конечно, постараться…

Я выразительно пошевелила в воздухе пальцами. Шевелить, конечно, надо было не пальцами, а хвостом, но я не собиралась посвящать Михалыча во все подробности своей трудной судьбы.

— Отопление то хоть у тебя есть? — спросил он. — Ага, вон вижу, обогреватели. А где туалет?

— Вам что, хочется?

— Нет, просто интересно.

— Надо по коридору пройти. Там еще и душ.

— Ты правда в этой конуре живешь?

— Почему конура? — сказала я. — По планировке больше мансарду напоминает, как у адвоката или политтехнолога. Loft, это сейчас модно. Потолок здесь косой, потому что сверху трибуны проходят. Романтично.

— А как же ты здесь без света?

— Вон под потолком стеклышко, видите? Это окно. Когда солнце встает, сюда падает очень красивый луч. Вообще я и в темноте неплохо вижу.

Он еще раз оглядел мое жилище.

— В этих мешках твое барахлишко?

— Можно и так сказать.

— Велосипед тоже твой?

— Да, — сказала я. — Хороший велосипед, кстати — дисковые тормоза, вилка из углепластика.

— Компьютер тоже из углепластика? — хмыкнул он.

— Будете смеяться, угадали. Это редкая модель «Vaio», их «Сони» только для Японии делает. Самый легкий ноутбук в мире.

— Понятно. Поэтому на картонной коробке стоит, да? Вместо стола? Перед гостями не стыдно?

Его тон стал меня задевать.

— Знаете, Владимир Михайлович, — ответила я, — если сказать честно, я даже не знаю, к чему я испытываю большее равнодушие — к виду окружающих меня вещей или ко мнениям окружающих меня граждан. И то и другое слишком быстро остается в прошлом, чтобы я, как это говорят, парилась.

— В общем, бомжатник, — подвел он итог.



И Хули посмотрела на меня чуть насмешливо.

— А как ты думаешь, — спросила она, — действительно тенденция к отрицанию объективной реальности имеет в своей основе сексуальную депривацию?

— А? — растерялась я.

— Проще говоря, согласна ли ты, что мир считают иллюзией те, у кого проблемы с сексом? — повторила она тоном доброй теледикторши.

С этим взглядом на мир я часто сталкивалась в «Национале». Дескать, только сексуально закомплексованные лузеры прячутся от живительного шума рынка в мистику и обскурантизм. Особенно забавно бывало слышать это от клиента, елозящего в одиночестве по кровати: если вдуматься, то же самое происходило с бедняжкой и все остальное время, только вместо лисьего хвоста его морочила Financial Times, а одиночество было не относительным, как в моем обществе, а абсолютным. Но услышать такое от сестрички… Вот что делает с нами общество потребления.

— Все наоборот, — сказала я. — На самом деле, именно тенденция увязывать духовные поиски с сексуальными проблемами основана на фрустрации анального вектора либидо.

— Как это? — подняла брови сестричка И.

— А так. Тем, кто это говорит, следует сделать то, что им всегда тайно хотелось — трахнуть себя в задницу.

— Зачем?

— Когда они займутся тем, в чем они понимают, они перестанут рассуждать о том, чего не понимают. У свиньи так устроена шея, что она не может смотреть в небо. Но из этого вовсе не следует, что небо — сексуальный невроз.